Валентин Малышев.
Эти детские воспоминания заставляют задуматься о том времени и о том, какой след оставила война в душах и сердцах тех детей - наших бабушек и дедушек сегодня. Они это пережили. Очень хочется,чтобы в мире и в нашей стране никогда не гибли люди.
Не могу сказать, что я с легкостью взялся за перо. Воспоминания прошлых лет всегда при мне, но описать их – значит вновь пережить те трудные, опасные, несправедливые дни моего детства, которые отложились камнем в моем сознании, неокрепшем юном сердце.
Для 10- летнего мальчишки война началась, как и для всех взрослых, утром 22 июня 1941 года. Варварская бомбардировка Севастополя, суета взрослых, мрачные лица окружающих и страх…
А в 12 часов из репродуктора прозвучало «Обращение к советскому народу». Теперь уж точно началась война. Все стало жутко необычно. Вскоре загудели самолеты, город вздрогнул от страшного грохота, почти сразу возникли языки пламени, они осветили самолеты с фашистской свастикой. Особенно страшно было ночью. Обычно в окнах домов светились огоньки, но с каждым днем с вечера становилось все темнее и темнее, улицы погружались во мрак, все затаились в тревожном ожидании. Мы тоже вслушивались в ночную тишину, старались уловить рокот чужих моторов. И все-таки услышали отдаленный гул. Гудение приближалось, становилось страшно и жутко. Жалобно зазвенели стекла. Мама, обессилев, прислонилась к стене, незаметно поглядывая в окно. Она поняла, что в город вошли не только машины, но и танки. Поскольку мы жили на окраине, то поняли, что эти звуки прошли мимо нашего жилья, но нам надо готовиться к дальнейшей, неизвестной, но очень трудной жизни. Почему, почему мы не уехали раньше? А куда? К кому? Люди надеялись, что война обойдет Крым стороной. Не обошла! А надежда, что все это ненадолго, угасала с каждой минутой.
Ночью 22 ноября 1941 года в Симферополь вошли фашисты. Состоялась и первая встреча с врагом. На окраине они стояли группами, в серо-зеленых мундирах, в пилотках, размахивали руками и о чем-то оживленно разговаривали. Большая группа, человек двадцать, сгрудилась вокруг костра, рядом была куча дров из мебели. Солдаты потрошили кур, уток, надев их на проволоку или на палку, жарили на огне. Жители почувствовали первые облавы, увидели первые виселицы на центральных улицах, пытки, расстрелы. И мы поняли: «Война – это ад!» Днем по улицам разъезжал огромный крытый «зауэр», останавливаясь то у одного дома, то у другого. Из дома выводили людей, чаще всего молодых парней и девушек. И уже никто из них домой не возвращался. Это был угон молодежи в Германию. Как-то мы услышали, что машина на соседней улице, слышны были зловещие тормоза, казалось, стучат кованые сапоги, доносятся обрывки лающей немецкой речи и крики полицейских. Мы опасались их больше немцев. Мама по вечерам и ночью в углу огорода рыла яму, я помогал ей. И вот яма эта стала моим кровом на трое суток. Я сидел в ней, прикрытый ветками, мусором и даже старыми кастрюлями и бидонами – как бы старый мусор.
За все годы оккупации погибло множество людей, в том числе и наших знакомых или соседей. После каждой партизанской вылазки, которая здорово подрывала силы оккупантов, шла расправа над жителями. За одного убитого офицера расстреливали шестнадцать ни в чем не повинных граждан. Только за первые два месяца оккупации гитлеровцы уничтожили более шестнадцати тысяч симферопольцев. Об этом писалось в газете «Красный Крым». А всего более пятидесяти тысяч человек.
Рассказывать о том, как мы выжили, просто нет сил. Нас только двое – я и мама. Какие беды, лишения перенесла мама. Все, что было в доме из вещей, меняли на продукты. Какие? В основном на кукурузу. Из нее мололи крупу, благо, пожилой сосед сумел смастерить ручную мельницу. Не каждый день удавалось добыть хоть несколько щепок, чтобы приготовить кое-какую еду. Время шло, а враги были рядом. Долгих два с половиной года крымчане жили и сражались с немецкими и румынскими захватчиками. А мы ждали и надеялись, что их, наконец, выдворят с нашей земли. И чем дальше, тем страшнее становилось нам, мирным жителям. Особенно лютовали полицейские, чувствовали, что и для них настанет час расплаты.
Я уже не помню, почему я оказался в последние дни оккупации на рынке, он тогда был на месте нынешнего сквера имени Тренёва. Вокруг были лабазы, кто-то что-то продавал. Мама лежала больная, открылась язва желудка, мне пришлось пойти на рынок, чтобы что-то поменять на продукты. И вдруг рынок оцепили полицаи. Они сгоняли людей в кучу. Полицейские требовали у всех документы, все должны были иметь при себе паспорт или метрику – свидетельство о рождении. Явно искали партизан или связных. Полицейский взял мою метрику, рассмотрел её и взял метрику еще одного подростка. Я не знаю, откуда у меня взялись силы, кто мною руководил тогда, но сумел запрыгнуть на лабаз, перепрыгнуть через него и мчаться, как ни странно, не к дому, а к кладбищу – совсем в другую сторону. Я сумел сообразить: в центре полно немцев и полицейских. Главное для меня в этот момент была истина: жизнь – это бег. Это спасение. Бегущего паренька по городу сразу бы остановили, а то и пристрелили. Я шатался по окраинам, как в бреду, и только к вечеру дошел, все еще ни жив ни мертв, до дома. Прошла эта кошмарная ночь. Утром к нам прибежала соседка, сказала маме: «Прячь сына». И вновь пригодилась вырытая яма… Как позже стало известно, тогда с рынка всех захваченных увозили за город. Знакомые ребята попали в Дубки, где их и расстреляли. Они погибли 10 апреля 1944 года, за три дня до освобождения Симферополя. Наконец 12 апреля 1944 года услышали артиллерийскую канонаду. Это под Зуёй наши крушили оборону врага на подступах к городу. На нашей окраине еще не улегся дым от закончившегося боя, а по улицам уже катились самоходки, тягачи и следовала пехота. Люди… не просто люди, наши спасители. Первыми встретили освободителей мальчишки, облепившие танки, пушки, самоходки. И только потом стали осторожно подтягиваться взрослые. И вдруг, как по команде, взорвались, подходили, обнимали и целовали танкистов, автоматчиков. Но встреча была короткой, прозвучала команда: «По машинам!», и танки поспешили дальше, вперед за победой. Ну а когда в небе пролетели наши бомбардировщики, штурмовики, истребители… Мы вообще загордились. А в 22 часа 13 апреля в Москве был произведен салют доблестным войскам, освободившим Симферополь.
В Дубках и в других местах уничтожения людей сразу же организовали раскопки. Убитые были присыпаны землей и лежали друг на друге. Их укладывали на поле. Туда шел поток людей – они искали своих среди множества трупов. Кто-то увозил своего, найденного, чтобы похоронить. Опознали, конечно, не всех. Многие упокоились на месте гибели навсегда. Вечная им память!